Пугачевский полковник из Билимбая

Среди литературного наследия отца "Толкового словаря велико-русского живого языка" В.И. Даля  особое место занимает запись воспоминаний 85-летнего бывшего пугачёвца, служителя Билимбаевского завода Дементия Верхоланцева, и передаётся она как рассказ очевидца.

Рассказ записан в 1831 году и напечатан в 4-й книжке "Русская беседа"  (Москва, 1856, с.62-70). Он раскрывает нам подробным образом многие события, которые разыгрались во время крестьянской войны под водительством Емельяна Пугачёва в 1774 году.

На Билимбаевском чугунноплавильном заводе Строганова Дементий Верхоланцев служил горным писчиком, у  которого "под рукой было рабочего народа до 500 человек мастеровых и рудничных". Он был правой рукой управляющего, пользовался особым доверием.

О  том, что в России объявился царь, и стоит за народ, билимбаевские мастеровые узнали ещё в ноябре. И с каждым днём эта весть укрепляла в народе уверенность скорой расплаты со своими притеснителями.

"Молва о распорядках Пугачёва, ненависти его к помещикам и боярам всюду поднимала народ, - вспоминал Верхоланцев. - И в моей команде нашлись бойкие выскочки, за которыми потянулись другие: все отбились от рук и грозили мне смертью. Один из работников сверзил (столкнул - Ю.Д.) меня в рудную яму, а другие подняли на меня такой гарк (крик - Ю.Д.), что я рад был утекши от них. Я ушёл в деревню Крылосово к шурину своему. Около полуночи наскакали разъездные из шайки; между ними был и зять мой из деревни Черемши; он меня отыскал, ударил нагайкой  сонного, а когда я  вскочил, испугавшись, то меня связали, припутали  к стремени и  повели на Черемшу в  Билимбаевский завод. Туда прибыл 18 января пугачёвский полковник Иван Наумович Белобородов, знавший, как сказывали, истинного царя Петра Фёдоровича, и, убеждавший всех пристать к самозванцу, называя его царём. Мне велели явиться к нему в жильё прикащика Антона Ширкалина; я упал перед ним на колени и просил пощады."

"Бог и великий государь тебя прощают", - сказал суеслов Белобородов. На нём был нагольный тулуп и сабля на поясе. Узнав, что подо мной было до 500 рабочих, он приказал мне, завтра, чем свет, выстроить их и сделать им перекличку по горным спискам.

Ночью я выстроил 500 человек в одну шеренгу против жилья полковника и ждал рассвета. Белобородов встал рано и меня тотчас позвали. "Что, любезный друг, исполнил ли ты приказ мой?" - спросил он меня. "Исполнил, ваше высокоблагородие".  "Хорошо".

Он встал со стула, надел лисий малахай (шапку) наперёд ушами и вышел к моей  команде. Все умолкли. Он осмотрел мою рать, выбрал из неё человек 300, а остальных не принял за старостью, калечеством и малолетством; потом скомандовал фрунт, выхватил саблю, оборотился к старшинам и сотникам, которые также вынули сабли из ножен.

"Поздравляю тебя, - сказал он мне, - походным сотником, а вас, ребята, с  товарищем".

Я поклонился; рад не рад милости, а надо было кланяться; меня тотчас остригли по-казачьи, под "айдар", и дали саблю.

Таким образом Белобородов оказал высокую честь Верхоланцеву, назначив его командиром над билимбаевским отрядом в 300 человек.

На следующий день войско Белобородова перешло в Шайтанский завод, где его встретили хлебом с солью. "Белобородов занял дом заводчика Ширяева, а я тут учил его писать его имя: Иван Белобородов, водя руку его своей рукой по бумаге. Здесь же была у нас первая стычка..."

Командуя отрядом, Дементий принимал участие в двух стычках с правительственными войсками, посылаемыми горным начальством к Шайтанскому заводу Ширяева (ныне Первоуральск). Отряды капитана Ерапольского и поручика Костина были вынуждены уступить народному войску и покинуть поле боя с потерями в живой силе и  вооружении.

Присягнув Пугачёву, Верхоланцев честно исполнял свой долг. От Белобородова не ускользнула его преданность, и он оказал сотнику большое доверие, направив Верхоланцева в  Уткинский завод  Ягужинского (ныне Новоуткинск) с поручением приклонить мастеровых предприятия на сторону государя Петра III. Дементий с честью выполнил поручение пугачёвского полковника, убедил унтершихтмейстера Павла Журбинского присягнуть народному царю, сформировать на  заводе отряд добровольцев.

Верхоланцев принимал участие в штурме Уткинского завода Демидова (ныне Староуткинск). И что интересно: потерпев 26 февраля поражение под Уткой от майора Гагрина, он не изменил Белобородову, не отстранился, а продолжал верно служить. И это не случайно: он неплохо знал простую жизнь заводских людей, их непомерно каторжный труд, и, видать, желал избавить мастеровых и рудничных от крепостной зависимости.

Дементий оборонял Каслинский завод и, несмотря на то, что здесь пугачёвцы вновь потерпели поражение от того же майора Гагрина, он не изменил присяге, а пошёл за Белобородовым в Саткинский завод, где помогал полковнику (теперь уже атаману) скапливать и формировать крестьянское  войско...

"Вскоре мы услышали, что Пугачёв разбит князем Голицыным, - рассказывал Верхоланцев.

 — Поспешив из Сатки к нему, мы встретили его под Магниткою.
Мы увидали издали, как Пугачёв разъезжал с наездниками около крепости; он счёл нас за неприятелей, потому что мы шли стройно, чего сам он никогда не делывал, но когда узнал, что это его полковники  то подъехал к палаткам своим, поднял  знамя и ждал дружины; мы преклонили перед ним свои самоделковые знамёна. При первом взгляде на мнимого царя я усомнился. Сравнивая его с портретами, я не находил никакого сходства; вскоре  я, как и многие другие, узнали в нём несомненного обманщика, но страх преграждал уста наши. Пугачёв был среднего роста, плотный, в плечах широк, борода окладистая, глаза чёрные, большие; на нём была парчёвая бекеша, под казачьего троеклина, сапоги красные, шапка из покровов церковных, ограбленных раскольниками; самозванец был речист, голос его сиповатый, сам он распорядителен, но, впрочем, мужик мужиком".

И  далее Верхоланцев отмечает, что "сам Пугачёв старался получить доверие народа лестью, притворной трезвостью и кротостью."

С  того дня судьба Верхоланцева переплелась с царём-самозванцем. Из-под Магнитной крепости по горной дороге Пугачёв привёл своё войско к Троицкой. Но тут его настиг генерал Деколонг. Произошло крупное сражение, в котором, как рассказывал Верхоланцев, "меня окружили солдаты, сбили с коня, но я не оробел, бросившись на одного из неприятелей, проколол его пикой  и  на  коне его ускакал".

Сражения крестьянской армии с правительственными отрядами не увенчались успехами. Разбитый Пугачёв тут же "обрастал" новыми партиями крестьян и снова вступал в бой или уходил от преследования, резко меняя свои маршруты.

"У  Красноуфимска был я ранен и, находясь близ своей родины, думал бежать, но сробел и остался, тем более, что за мной, по приказанию Пугачёва, присматривали и раненого возили в телеге. С одной стороны, и не знаешь, куда бежать, и на кого бог приведёт наткнуться; у Красноуфимска стоял капитан  Попов с  солдатами и  вооружёнными крестьянами и, как слышно было, не давал никому из шайки Пугачёва никакой пощады. Таким образом я оставался прикованным к судьбе самозванца до самого конца ея, хотя и знал уже положительно, что он обманщик и разбойник..."

От Красноуфимска Пугачёв повернул свою армию к городу  Оса, гарнизон  которого принудили сдаться. От Осы крестьянская рать направила удар на Воткинский завод, где "не встретили  сопротивления;   начальники уехали, управляющий Клепиков скрылся, а полковник Грязной, поставленный охранять завод от нашествия Пугачёва, засел в пруд, выставив одну голову. Нашлись люди, которые тотчас указали, и Грязного Пугачёв повесил".

О жестокости  самозванца Верхоланцев приводит немало фактов.

Из Воткинского  восставшие прошли через Ижевский  завод  к Казани, где завязалось жаркое сражение. Жаркое не только по накалу, а в полном смысле слова - город горел.

"Пугачёв хотел задушить  головнями  засевших в крепости защитников; жгли, резали и грабили...   В числе добычи на пиршество победы вывезли на Арское поле 15 бочек вина, самозванец угощал дружину свою после каждой удачи".

А  утром, как снег на голову, на хмельных  сонных мужиков напал  подполковник Михельсон, много месяцев гонявшийся за Пугачёвым. Армия самозванца была разбита. Верхоланцеву удалось спастись бегством, и опять он не отстал, а продолжил путь с Пугачёвым дальше...

"В  Саратове, - рассказывал Верхоланцев, - Пугачёв пожаловал меня
в полковники 3-го Яицкого полка. Это происходило следующим образом: 7 августа 1774 года в день моего ангела, я решился поднести Пугачёву 15 яблоков. У палатки его стражники меня остановили, чтобы доложить. Я стал на колени и поставил на голову блюдо с яблоками. Когда вышел самозванец, я вскричал: "Здравия желаю, ваше императорское величество". Самозванец  спросил: "Как тебя зовут?" - "Дементий, ваше императорское величество".

Он потребовал святцы и велел справиться, не обманываю ли я (сам Пугачёв читать не умел). Справщик подтвердил мои слова. Пугачёв вернулся в палатку и вскоре вынес на том же блюде 15 золотых и 15 аршин кармазинного сукна для мундира. Поставил мне на голову и  сказал:  "Поздравляю тебя  полковником 3-го Яицкого полка".  Я поклонился.

На другой же день мундир мой был готов, начались поздравления  товарищей и  попойка.

В Билимбаевском  заводе Белобородов произвёл меня в походные сотники; в этом чине служил я до 7 августа и был почти во всех сражениях, сперва с Белобородовым, а потом с самим Пугачёвым".

Большой и трудный ратный путь выпал на долю нашего земляка.  Посчитай, вдоль и поперёк по всему южному Уралу прошёл, затем по камским заводам и волжским городам, следовал было на Москву. Но Пугачёв, боясь Суворова, изменил маршрут и повёл свою армию вниз по Волге.  В Дубовке к нему явились донцы  до 500 человек в полном вооружении, в самом исправном виде.  Пугачёв очень рад был этому подкреплению и принял их с великой честью.

"Из опасения  погони Пугачёв пошёл на Царицын, дал там один  только  выстрел в Московские ворота и пошли далее, на Астрахань. Сколько ни бежать, говориться, а где-нибудь да постоять: остановились мы на ночёвку, не доходя Черноярска.

Михельсон шёл за нами по пятам, и ночью подошед, также остановился версты за 2 или 3; у нас об эту пору было до 60 тысяч так называемого  войска, то есть разного сброду в нестройных толпах, и до 60-ти орудий, вновь забранных  в разных местах, после поражения нашего под Казанью. Но все крепко упали духом, и один только страх удерживал огромную шайку около Пугачёва; помню, что и я думал было уйти несколько раз, но боялся, не ожидая доброй участи, если даже и попадусь в руки войск царицы. Утром, на солнцевосходе, Михельсон напал на нас. Нельзя было более избежать встречи, и началось жаркое сражение; при этом случае оказалось, что вновь приставшие к нам донцы загвоздили пушки наши или подрубили оси и колёса у лафетов. Пугачёв был разбит наголову и бежал в Чёрный Яр..."

Что же было дальше с нашим земляком?

"При последнем поражении Пугачёва  всякий из нас искал спасение, как кто мог. У меня была кибитка и пара  лошадей, а правил ими денщик. Я пустился по первой попавшей дороге, сам не знаю куда, и ускакал вёрст с десять.   Меня догнали казаки.

Кучера моего закололи пикой, а меня связали и отправили вместе с полковником Твороговым и другими, имена не упомню, к графу  Панину в Симбирск. Отсюда повезли в Москву, там нас  допрашивали и суд чинили. Менее виновным особых приговоров не читали, а самое наказание шло по билетам, кому какой достанется, кого простить, кого повесить. Для этого поставили нас в ряд под самыми виселицами и стали раздавать билеты. На моё счастье попал билет с надписью: простить. Я едва опомнился от радости, тотчас сняли с меня оковы и проводили несколькими нагаешными ударами".

Одиссея нашего земляка интересна тем, что, попав в самое пекло пожара крестьянской войны, он удачно вышел из неё. Пожалуй, таких счастливцев было немного. Видать, Дементий Верхоланцев был мужик  ловкий, умел изворачиваться из сложных ситуаций.